Плата за красоту - Страница 116

116

На резном деревянном постаменте лежала огромная Библия, вся разукрашенная затейливыми цветными миниатюрами. На других столах были представлены ювелирные украшения, наследие той давней эпохи. – Еще здесь были расшитые туфли, гребень, шкатулка слоновой кости. Каждую вещь Миранда выбрала сама, как следует все обдумав и взвесив. На стенах, дабы передать дух средневековья, были укреплены старинные канделябры.

– Впечатляет, – заметил Райан.

– Да, почти все готово. Тут искусство середины XV века, а также необходимые сведения по социальному, экономическому, политическому и религиозному аспектам Лоренцо Великолепный, Лодийский мир, хрупкое равновесие, достигнутое в борьбе итальянских государств.

Она показала на большую карту 1454 года, висевшую на стене.

– Вот видишь: Флоренция, Милан, Неаполь, Венеция и, конечно, Рим. Именно тогда зародилось новое течение в искусстве, получившее название «гуманизм». Пытливость и разум – вот ключ к эпохе.

– Искусство никогда не бывает рациональным.

– Еще как бывает! Райан покачал головой:

– Ты слишком внимательно изучаешь произведения искусства и поэтому не видишь в нем самого главного – красоты. – Он показал на лицо Мадонны. – Тут нет ничего рационального. Ты только взгляни. – Взяв ее за руку, он нахмурился. – Ты нервничаешь? Почему пальцы такие холодные?

– Да, я волнуюсь. Ты видел остальные залы?

– Я думал, ты покажешь мне их сама.

– Хорошо, но не сейчас. С минуты на минуту должна появиться моя мать Я должна быть уверена, что все в порядке. Впрочем, если хочешь, давай пройдемся вместе. Только быстро.

Они шли по залам, и Миранда на ходу объясняла:

– Я специально оставила проходы пошире, а скульптуры разместила так, чтобы их было отовсюду видно. Видел, как я установила Донателло? Люди должны чувствовать себя здесь совершенно свободно Пусть гуляют как хотят. Переходят из зала в зал, из галереи в галерею. Больше всего пространства отведено Высокому Возрождению.

Они прошли дальше, и Миранда продолжила:

– В эпоху Высокого Возрождения жизнь стала богаче, но и драматичнее. Энергия била буквально через край. Расцвет продлился недолго, однако именно тогда появились самые значительные произведения. Ничего подобного история человечества не знала.

– Сплошь святые и грешники?

– В каком смысле?

– У искусства есть две самые любимые темы: святые и грешники. Грубая чувственность античных богов и богинь, кровавое упоение войной, наслаждение радостями плоти – и в противовес этому страдания святых мучеников.

Он разглядывал прекрасное лицо святого Себастьяна, пронзенного стрелами.

– Мученики для меня загадка. Я так и не понимаю, ради чего они все это терпели.

– Ради чего? Ради веры.

– Веру у человека украсть невозможно, а вот жизнь отобрать – пара пустяков. Для этого существует множество способов, один гнуснее другого. – Он засунул руки в карманы. – Симпатягу Себастьяна утыкали стрелами, доброго старого Сан-Лоренцо зажарили живьем. Кого-то распяли, кого-то разрубили на куски, кого-то отдали на съедение львам, тиграм и медведям. Какой кошмар!

Миранда пожала плечами:

– На то они и мученики.

– Я и говорю. – Он отвернулся от Себастьяна и с улыбкой посмотрел на нее. – Представь себе, что ты – истинно верующая, а вокруг язычники, которые угрожают тебе и размахивают ужасными орудиями пытки. Почему бы просто не сказать им: «Какие проблемы, ребята? Давайте вашего бога, я готова ему молиться». Из-за того, что ты это скажешь, твоя вера никуда не денется, однако останешься живой и невредимой. – Он ткнул пальцем в полотно. – Ты посмотри, как паршиво бедному Себастьяну.

– Я думаю, Райан, что в эпоху религиозных гонений ты был бы в полном порядке.

– Можешь в этом не сомневаться.

– А как же мужество, убеждения, цельность?

– Какой смысл погибать ради дела, в которое веришь? Лучше ради него жить.

Миранда призадумалась над такой философией, однако, сколько ни пыталась, не могла обнаружить в ней никакого противоречия. Они остановились возле витрины, где была выставлена религиозная утварь: чаши, кубки, распятия.

– Отличная работа, доктор Джонс.

– Мне тоже кажется, что получилось неплохо. В этом зале главное место отведено картинам Тициана и твоему Рафаэлю. Отличное полотно, Райан.

– Да, мне оно очень нравится. Хочешь купить? – улыбнулся он. – Прелесть моей профессии, доктор Джонс, заключается в том, что все имеет цену. Платите деньги – и шедевр ваш.

– Если ты серьезно насчет Рафаэля, я подготовлю предложение. Но учти, что многие предоставляют нам свои картины безвозмездно, в бессрочный прокат.

– На это я не пойду даже ради тебя, дорогая. Миранда пожала плечами, потому что и не ждала иного ответа.

– Сюда я поставила бы «Смуглую Даму», – внезапно сказала она. – Каждый раз, когда я представляла себе устройство этого зала, так и видела перед собой ее на белой колонне. Вон там. – Она сделала шаг вперед. – В луче света. Все на нее смотрели бы. И я тоже.

– Ничего, Миранда, мы ее вернем. Она ничего не ответила, злясь на себя за пустую болтовню.

– Пойдем в следующий зал. Там висят твои картины.

– Да, хорошо. Подожди минуту. Мне нужно все-таки сказать тебе.

Райан приблизился к ней. Он выглядел каким-то беспомощным, зная, что должен сказать ей это. Утаивать не имело смысла. Просто не хотелось видеть, как в ее глазах вновь появится ужас.

– Я не хотел говорить тебе, Миранда. Не хотел пугать, но теперь, когда ты рассказала мне об этих сообщениях, думаю, тебе лучше знать это от меня, чем от Кука. Мне позвонил брат из Сан-Франциско. В заливе вчера ночью выловили труп Гарри Мазерса.

116